"Поехали немного в неправильном направлении": история одной семьи, попавшей в оккупацию на Снегиревщине, - ФОТО

24 февраля для каждого николаевца начался одинаково, хотя у всех были свои планы на этот день, но взрывы в пять утра изменили все. Отчаяние, паника и недоумение, что делать. Пробки, ведь многие горожан начали покидать город.

Редакции 0512 удалось пообщаться с Ириной, которая вместе с семьей уехала из Николаева в село, а в результате попали в оккупацию продолжительностью в десять месяцев.

До начала войны мы жили обычной жизнью. Мы с мужем работали. Дети ходили в школу, как раз сын перешел в 11 класс, а дочь училась в шестом классе. Дети ходили в секции: и пляски, и вокал, и плавание, и айкидо. У каждого были свои интересы. Мы отдыхали, ездили на море каждый год, ездили по городам страны. Была хорошая, счастливая жизнь.

Полномасштабное вторжение застало семью утром. Тогда же собрали тревожные чемоданы, а детям рассказали, как поступать.

Война застала нас утром. Мы проснулись, включили новости и услышали о том, что начались обстрелы. Мы решили собрать тревожный чемодан: документы, деньги и другие необходимые вещи. Мы разбудили детей, сказали им, что началась война. Было очень тяжело об этом говорить. Также сразу им сказали, где документы и как правильно себя вести, если с нами что-нибудь случится. Конечно, пошли на работу, а дети остались дома в первый день войны.

Ирина говорит, что собирались оставаться в Николаеве, однако когда к ним приехали родственники из Херсона, куда уже наступала российская армия, они решили поехать в село, которое находится в Снегиревском районе. Как известно, с марта Снегиревка и села рядом попали под оккупацию, которая длилась до 10 ноября.

Мы до последнего думали, что будем оставаться в Николаеве, но когда к нам 24 февраля приехали родственники из Херсона, они очень были испуганы. Их страх пришел к нам, и мы решили уехать из города. Мы поехали немного в неправильном направлении – в Баштанский район, Снигиревской ОТГ, в село Афанасьевка. Там был родительский дом, который использовался в качестве дачи. Мы решили четырьмя семьями быть в деревне.

В оккупацию семья попала почти сразу.

Мы были в оккупации весь период, ведь приехали 25 февраля, а оккупировали нас в марте. Мы не могли тогда уехать, потому что уже шли танки на Николаев. Мы видели эти колонны техники, летали вертолеты. Были активные боевые деяния. 19 марта россияне оккупировали нас полностью, и так мы пробыли до 27 ноября. 11 ноября деоккупировали Снегиревскую ОТГ. Мы пытались уехать пять раз, но так складывалось, что поездка переносилась.

Каждый день ты находился под давлением, потому что понимал, что на улице есть русские

Период оккупации, конечно, был ужасным и страшным: постоянные проверки, кого забирали на допросы. Детей Ирины хотели забрать учиться в русскую школу, а сына вообще служить в армию, хоть ему всего 16 лет.

В период оккупации было очень тяжело. русские солдаты и морально давили, и материально было тяжело. Нет продуктов, постоянная проверка документов. Они проходили в дом с оружием, которое направляли и на взрослых и детей. Были обыски всегда, они переворачивали все в домах: из шкафов, перевернули диваны. А у соседей, у которых был скот и сено, так они вообще все сено "штрикали". Я не знаю, кого они в том сене искали. Очень тяжело психологически. Каждый день ты находился под давлением, потому что понимал, что на улице есть русские.

Поскольку в семье были люди всех возрастов - они ни с кем не считались. Запугивали, что уберут детей; что будут отправлять в русские школы. Когда сказала, что не отдам ребенка – начали снова запугивать, но дальше запугивания дело не пошло. Они заходили в дом как хозяева. Рассказывали, что уничтожат нас; что они здесь будут восстанавливать земли и сажать клубнику. Забирали машины у людей. У всех проверяли телефоны, мы удаляли всегда фото, потому что для себя снимали прилеты. Фейсбук удалили, инстаграм. Даже переписка, где просто что-то говорилось об Украине, могла спровоцировать их.

Они забирали людей, пытали их. Мы знали, что у них есть список, но не знали последовательность, кого и когда заберут в пытку. Они издевались над людьми. Как-то забрали мужчину, а по возвращении мужчина две недели не разговаривал даже. Очень боялись ходить по улице, наши дети сидели только в пределах двора. На улицу мы их не выпускали, хотя дети уже взрослые.

Старались не попадаться им на глаза

Семья старалась не выходить на улицу, а детей вообще не выпускали за пределы двора. Когда к ним приходили россияне, детей прятали, чтобы их не смогли найти российские оккупанты.

Мы прятали детей. Папа на соседнем участке прорубил туннель в дерезе, чтобы дети могли спрятаться туда, когда приходили к нам в дом русские военные. Они запугивали, что заберут сына в армию, а моему сыну 16 лет! Поэтому мы им подготовили такой тайник, чтобы они туда завозили и были там, пока не пройдет проверка.

Старались не попадаться им на глаза. Еще был случай, когда их зашли 20 человек к нам, моя мама придумала, что наша тетя больна шизофренией. Так они испугались и выбежали все, только двое вошли тогда в дом. Так мы их обманывали.

Кроме того, Ирина – госслужащий, а это уже двойная опасность. К счастью, никто не рассказал оккупантам об этом.

Мне было опасно оставаться в селе, ведь я государственный служащий, а они с госслужащими или военными поступали очень жестоко. Знала только одна соседка, и она молчала, но потом некоторым рассказала. Но те люди, в силу своей необразованности, не понимали, насколько это для меня серьезно, поэтому никто россиянам не рассказал обо мне. Некоторые из знавших эту информацию были проукраинскими, поэтому я знала, что они меня никогда не сдадут, а другие просто не поняли, что я в зоне риска. Слава богу, что мы там не прописаны, потому что у них были списки всех, кто там жил, и они проверяли по спискам, когда заходили в деревню.

Ирина вместе с семьей вернулись в Николаев. Их квартира пострадала от российских обстрелов, ведь рядом разорвались кассетные снаряды:

россияне нанесли удар по нашей собственности, когда нас не было дома. Мы в этот момент уже были с оккупации, поэтому, когда вернулись домой, увидели избитые окна. Соседи рассказали, что удар произошел 6 июня. Были прилеты кассетными снарядами. Две комнаты повреждены, а также балкон.

Им, чтобы награбить и убивать нас

Ирина добавляет, что оккупанты были уверены в том, что в Украине живут нацисты.

У них сильная пропаганда и провокация. Их настраивают против нас. Это просто дебилы, это неадекватные люди. Они сами не хотят работать, у них нет ничего своего. Им, чтобы награбить и убивать нас, ведь им рассказывали, что здесь одни неонацисты живут. Даже когда они проходили к нам с проверкой, то спрашивали нас, никто ли нас не притесняет за наш русский язык. Мы им говорим, что свободно общаемся на двух языках, но у них даже нет представления о том, что так может быть, и что люди могут так хорошо жить.