Виталий Паламарчук, доброволец шестой роты второго батальона 79-й бригады с позывным «Смелый», в зону АТО попал в августе 2014 года. В Донецком аэропорту был дважды, в частности, две недели провел под непрерывными обстрелами на диспетчерской башни.
Он рассказал Радио Свобода об обстоятельствах подрыва взлетной полосы аэропорта.
В Донецкий аэропорт мы зашли не сразу. Сначала базировались в Краматорске, в штабе АТО. Оттуда и получали задания, в том числе и «на аэропорт». Куда надо, туда и выезжали.
Был на диспетчерской вышки аэропорта примерно в конце ноября где-то 12-14 дней. Наша задача состояла в том, чтобы давать возможность подвозить все необходимое в аэропорт.
Мы заняли диспетчерскую вышку, чтобы ее не занял враг, потому что тогда конвои на терминал были бы невозможны.
По сути, никто никого не спрашивал, никто ничего не выбирал и наша рота туда заступила по стечению обстоятельств.
Там бои шли всегда - ежедневно. Фактически боевые действия не прекращались. Террористы сами предлагали перемирие после того, как наши Вооруженные силы давали им достойный отпор. Они просили перемирия, а потом сами же его и нарушали, когда им это было выгодно.
Здание мы разделили на сектора - на бойницы, из которых велись бои. На каждой бойницы было круглосуточное дежурство. Если у нас, допустим, был пост номер один, то на него мы закрывали втроем. Дежурили круглосуточно 2:00 через четыре. Вот есть у меня 4:00, чтобы поспать, а дальше идет мое боевое дежурство.
Можно было применять огонь. Не будешь же стрелять куда угодно, если не видишь цели, а по цели в ответ нельзя. Поэтому большую часть времени мы были в обороне, а не осуществляли наступление.
«Мы на беспорядочный огонь просто не реагировали»
Мы обходились тем, что у нас было по принципу «имеем то, что имеем».
Сначала была проблема с тепловизорами, а потом нам их передавали.
Сепаратисты же работали каким образом? Хаотично открывали огонь в направлении здания и провоцировали нас на открытие огня. Ну, а их снайпер уже фиксировал огневые точки и пытался их тушить. Поэтому, когда они открывали такой беспорядочный огонь, мы так уже к нему привыкли, что и не отвечали. Просто не реагировали.
Человек привыкает ко всему. Мы как заходили туда, брали с собой сухпай. Больше ничего такого не было. На маленьких водках разыгрывали каши, консервы.
Когда второй раз заходили в аэропорт, диспетчерской вышки уже не было. Башня уже была разбомбленная. Терминалы тоже. Все тогда было уже разбито и разбомблен.
Целой осталась только взлетная полоса, по которой, по сути, мы и зашли. Наше подразделение заступал на релейную станцию.
Сначала мы просто шли как сопровождение колонны легкой бронетехники с прицепом. Но то, что в колонне была взрывчатка, мы определили уже на самой взлетной полосе. Защищать уже нечего было и мы решили взорвать «злитку».
Поэтому, когда я во второй раз был в Донецком аэропорту то участвовал в подрыве взлетной полосы.
Меня Бог миловал, а вот товарища ранили в Донецком аэропорту
Мой боевой товарищ рассказывал, что было много раненых и они выводили их оттуда. Он тоже получил ранения, а от меня Бог миловал.
Мы первыми вчетвером пошли добровольцами из Христиновского района (Черкасская область, - ред.) И так до последнего держались вместе. Ни шагу на месте, ни шагу назад.
Ничего хорошего, кроме друзей, я в аэропорту не увидел.
Худшее, что может быть - это когда теряешь боевых товарищей. Что же может быть хуже, когда семья теряет, кто отца, кто брата, кто сына. Это самое страшное.
Вот спишь в казарме и через одно-два кровати начинают собирать вещи погибшего, чтобы передать родным. На это больно смотреть.